Дело №2-213/2011

РЕШЕНИЕ

Именем Российской Федерации

28 июня 2011 г.

Заднепровский районный суд г. Смоленска

в лице председательствующего судьи Хрисанфова И.В.

при секретаре Ткаченко Е.В.,

рассмотрев в открытом судебном заседании дело по иску Трусова С.Н. к Трусову А.Н. о признании завещания недействительным,

установил:

Трусов С.Н. просит признать недействительным завещание, составленное его матерью ФИО1 10 июня 2010 г.

В обоснование своего требования он сослался на то, что после смерти матери ДД.ММ.ГГГГ ему стало известно о завещании, в соответствии с которым все принадлежащее ей имущество она завещала брату истца -Трусову А.Н. Мать страдала неизлечимым заболеванием и постоянно принимала сильнодействующие наркотические обезболивающие средства. Вследствие приема таких лекарств её психическое состояние ухудшилось. Её действия давали основание полагать, что она временами не понимает их значение и не может руководить ими. Сделка, совершенная гражданином хотя и дееспособным, но находившимся в момент её совершения в таком состоянии, когда он не был способен понимать значение своих действий и руководить ими, может быть признана недействительной по иску лица, чьи права или охраняемые законом интересы нарушены.

В судебном заседании истец своё требование поддержал. Он пояснил, что мать страдала <данные изъяты> с 2008 г. Весной 2010 г. ей сделали операцию. В больнице ФИО1 делали уколы наркотических препаратов. 4 июня 2010 г. её выписали из больницы. Для обезболивания дома ей делали уколы морфина и реланиума. Вначале кололи 1 ампулу морфина через 5 часов, затем доза увеличилась до 2-х ампул, а период между уколами уменьшился до 3-х часов. В конце июня – начале июля ей кололи по 2 ампулы через 4 часа. В период приема этих лекарств ФИО1 была неадекватна: могла говорить на одну тему и резко переключиться на другую; могла уснуть, а после пробуждения не понимала сон это или нет. В самом завещании есть исправление. Полагает, что в таком документе это недопустимо.

Трусов А.Н. иск не признал. Он пояснил, что 4 июня 2010 г. мать выписали из больницы и прописали ей «морфин» и «промедол» для обезболивания. От лечения она не отказывалась. Только за полторы – две недели до смерти мать стала путаться в разговорах, у неё появилась слабость. До этого она обслуживала себя, передвигалась по дому, всех узнавала, помнила даты и дни недели. Умерла ФИО1 ДД.ММ.ГГГГ О завещании он узнал на 43-й день после смерти.

Заслушав стороны, свидетелей, исследовав письменные доказательства, суд приходит к следующему.

Согласно п.1 ст.177 ГК РФ сделка, совершенная гражданином, хотя и дееспособным, но находившимся в момент ее совершения в таком состоянии, когда он не был способен понимать значение своих действий или руководить ими, может быть признана судом недействительной по иску этого гражданина либо иных лиц, чьи права или охраняемые законом интересы нарушены в результате ее совершения.

В силу ст. 56 ГПК РФ каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основания своих требований и возражений.

ФИО1 доводится матерью Трусову С.Н. и Трусову А.Н. (л.д.23, 24).

ФИО1 умерла ДД.ММ.ГГГГ (л.д.20) г.

10 июня 2010 г. ФИО1 сделала завещательное распоряжение, в соответствии с которым принадлежащую ей квартиру № в д.№ по ул. <адрес> предметы домашней обстановки и личного пользования, гараж № в ГСК «<данные изъяты>» в г. Смоленске она завещала своему сыну Трусову А.Н. (л.д.22).

Трусов А.Н., Трусов С.Н. приняли наследство после смерти матери (л.д.18,19).

Согласно справке Смоленского областного онкологического клинического диспансера (л.д.60) ФИО1 состояла на учете в онкодиспансере с 6 июня 2008 г. с диагнозом: <данные изъяты>. В мае 2010 г. у больной выявлено прогрессирование основного заболевания в виде <данные изъяты>. ФИО1 находилась на лечении в городской клинической больнице с 5 мая по 4 июня 2010 г. Для купирования болевого синдрома назначался промедол 2% 1.0 4 раза в сутки, который до конца его не купировал. С 4 июня по 20 июля 2010 г. ФИО1 по поводу прогрессирования основного заболевания и хронического болевого синдрома наблюдалась выездной бригадой отделения «Хоспис». В этот период для лечения применялись: церукал 2.0 в/м 3 раза в сутки; реланиум 10 мг в/м 1 раз в сутки в 22 часа; обработка раны бр. зеленью. Для купирования хронического болевого синдрома ФИО1 получала морфин 1% - 1.0 с 4 июня по 6 июля 2010 г. от 3-х раз в сутки; с 6 июля 2010 г. – до 12 раз в сутки. Увеличение дозы наркотических анальгетиков связано с прогрессированием онкологического процесса и усилением в связи с этим болевого синдрома.

Свидетель ФИО2 показала, что по просьбе родственницы ФИО1 она выезжала к ней на дом для удостоверения завещания 10 июня 2010 г. В нотариальной конторе был составлен проект завещания. Приехав к ФИО1, свидетель осталась с ней наедине и стала выяснять о цели вызова нотариуса. ФИО1 сообщила, что хочет составить завещание в пользу младшего сына, с которым она проживает. Она рассказала о себе, назвала свои паспортные данные. Разночтений между тем, что она говорила, и сведениями в паспорте не было. Беседа продолжалась около 25 минут. ФИО1 выражала свои мысли четко, рассуждала логично, моторика не была нарушена, она понимала, где находится. Все это время она находилась в полулежачем положении, лекарственных препаратов не принимала. Учитывая такое поведение ФИО1, ФИО2 сделала вывод о её дееспособности. При составлении завещания была допущена техническая ошибка в названии месяца, которая была исправлена и оговорена.

ФИО3 показала, что с 4 июня 2010 г. по день смерти посещала ФИО1 один раз в неделю. Она была физически ослаблена, но психических отклонений не было. ФИО1 осознавала, какой был день недели, тему разговора не теряла, если хотела спать, то говорила об этом.

ФИО4 – жена истца – показала, что первые три дня после выписки ФИО1 из больницы она и муж находились у матери. Затем, в соответствии с договоренностью они были у матери по выходным. После операции ФИО1 стала другим человеком. Она могла неожиданно сменить тему разговора, могла уснуть в ходе разговора. Ответчик и его жена настаивали, чтобы в субботу 10 июля 2010 г. они не приезжали.

ФИО5 показал, что в один из дней после 3 июля 2010 г. звонил ФИО1, которая доводится ему сестрой. У него создалось впечатление, что она его не понимала: спрашивала, кто звонит, не ответила на вопрос, можно ли приехать. На вопрос, каково её состояние, ответила, что ей плохо.

Свидетель ФИО6 показала, что ФИО1 была её подругой. В марте 2010 г. последняя говорила ей, что намерена завещать квартиру сыну Трусову А.Н.. Через неделю после выписки из больницы ФИО1 передала ей конверт и сказала, что там документы на квартиру и завещание. Попросила, чтобы она отдала их детям на 40-й день после её смерти. ФИО1 вела себя адекватно до последнего дня.

ФИО7 показала, что проживает с ответчиком более 12 лет. После выписки ФИО1 из больницы она ухаживала за ней. Так как у неё были сильные боли, ей прописали обезболивающие препараты: димедрол, анальгин, морфин. В первое время после выписки ФИО1 сама себя обслуживала, ела за общим столом. После укола морфина ей было легче, она могла ходить. Мать Трусовых перестала вставать примерно за 1,5 недели до смерти. ФИО1 рассуждала последовательно, логично, узнавала близких, ориентировалась во времени. Однажды она попросила её сходить к нотариусу ФИО2. По её просьбе свидетель написала заявление о вызове нотариуса на дом. Когда нотариус приехала, то попросила оставить их наедине. До приезда нотариуса она никакие препараты матери не вводила.

ФИО8 показала, что после операции ФИО1 понимала все что происходит, разговаривала спокойно на разные темы, провалов памяти не было. Она ориентировалась во времени суток, в днях недели, сама передвигалась. Её действия были осознанными.

ФИО9 показала, что после выписки ФИО1 из больницы бывала у неё примерно раз в неделю. Во время разговоров она не заговаривалась, понимала, что говорит. Свидетель приходила к ФИО1 в день, когда она ждала нотариуса. Больная сама открыла ей дверь. Они общались около часа.

ФИО10 – врач-онколог хосписа – показала, что осуществляла патронажное наблюдение за ФИО1 после её выписки из больницы с диагнозом «<данные изъяты>». Выезжала к больной без вызова один раз в неделю. В июне 2010 г. ФИО10 посещала её 4,9,16 и 23 числа. У больной был выраженный болевой синдром, она нуждалось в наркотическом обезболивании. Лекарство «промедол» ей не помогало и ей назначили «морфин». При каждом посещении больного свидетель оценивала её на адекватность для того, чтобы понять есть ли метастазы в головном мозге. Для этого она в течение 15 – 20 минут разговаривала с ФИО1, выясняла, как она себя чувствует, где находится. 4 июня 2010 г. Больная двигалась мало, так как мешали послеоперационные швы. Потом она стала доходить до туалета. До 6 июля 2010 г. ФИО1 была адекватна, разговаривала, шутила. 13 и 20 июля 2010 г. она ориентировалась в пространстве, узнавала отдельных людей, но при этом вспоминала умерших, придуманные картинки выдавала за реальность.

Анализируя показания свидетелей, суд приходит к выводу о том, что в них не имеется сведений, позволяющих усомниться в способности ФИО1 в период составления завещания отдавать отчет своим действиям или руководить ими.

Из содержания писем ФИО1, в которых упоминается о завещании (л.д. 34-36, 37 – 39), усматривается, что они написаны после составления завещания.

По заключению психолого – психиатрической экспертизы ФИО1 при жизни страдала органическим астеническим расстройством. На основе представленных сведений из медицинской документации, оценить её психическое состояние, способность понимать значение своих действий и руководить ими в момент составления завещания не представляется возможным.

Эксперт ФИО11, разъясняя заключение, показала, что само по себе органическое астеническое расстройство не является заболеванием, лишающим человека возможности отдавать отчет своим действиям и руководить ими. Так же не приводит к таким последствиям и само по себе применение таких обезболивающих препаратов, как «промедол» и «морфин». Данные препараты оказывают влияние на психику больного, но то, в какой степени это происходит, зависит он индивидуальных особенностей больного: состояния, настроения, от того, насколько долго он может терпеть боль. Оценивавшиеся экспертами показания свидетелей, за исключением врача хосписа, нельзя считать объективными, поскольку они не обладают познаниями в области медицины. Содержание писем ФИО1 нельзя принимать во внимание, поскольку их изготовление нельзя соотнести с датой составления завещания.

Для дачи заключения экспертам представлялась вся возможная медицинская документация. Заключение экспертизы дано работниками специализированного медицинского учреждения, которые имеют значительный опыт работ в психиатрии; оно в достаточной степени мотивировано и у суда нет оснований не доверять её выводам.

Довод истца о том, что завещание исполнено месяцем позже не нашел своего подтверждения. Исправление в завещании оговорено нотариусом с приложением печати. В тексте завещания имеется запись о том, что завещание удостоверено нотариусом десятого июня две тысячи десятого года.

Оценивая вышеприведенные доказательства в совокупности, суд приходит к выводу о том, что Трусов С.Н. не представил доказательств, подтверждающих то, что в момент совершения завещания ФИО1 находилась в таком состоянии, когда не была способна понимать значение своих действий или руководить ими.

При таких обстоятельствах, в удовлетворении иска следует отказать.

Руководствуясь ст.ст. 194 – 199 ГПК РФ,

решил:

Трусову С.Н. в удовлетворении иска отказать.

Решение может быть обжаловано в Смоленский областной суд через Заднепровский райсуд в течение 10 дней.

Председательствующий: